Тайга рассказал о своем грехе, ну, может, остальные члены «шайки» отнимали чужие жизни, но «представители правительства»… Нет, наверняка Ефросинья что-то перепутала… Или вообще выдумала!

– Ну да, которые с тобой пришли. Так они и назывались…

– Гм… Наверное, это какая-то ошибка, – растерянно произнес Мончегоров. – А про меня она что сказала?

– Про тебя…

Силантий бросил острый взгляд из-под тяжелых век.

– Сказала, что это ты выпустил тогда дьявольское пламя!

Мончегоров чуть не упал с табуретки. Не может быть! Как сохранить секреты за режимными ухищрениями, если обычная женщина, живущая в глухой тайге, видит их так же ясно, как сам он видит торжествующую улыбку старообрядца?

– Вижу, теперь поверил, – удовлетворенно кивнул Силантий. – Так что опасайся своих друзей-то!

– А почему вы мне это сказали? – растерянно спросил Мончегоров.

– Почему, почему… По кочану! – исчерпывающе ответил старообрядец.

Иван Степанович сидел молча, не зная, как реагировать.

– Ладно, поговорили. – Силантий встал. – Ты ночуй у меня, – старик кивнул на широкую кровать. – А я к Василию пойду, у него есть место…

Иван Степанович заснул, как только прикоснулся к подушке, и спал как убитый. А проснулся, когда в небольшие окошки заглянуло вставшее над тайгой солнце.

– Что у вас выспрашивал этот старик? – спросил Карим, когда они грузились в машину.

– Да ничего не выспрашивал, – ответил Иван Степанович.

Он прекрасно выспался, чего нельзя было сказать о его спутниках. Все выглядели помятыми и недовольными. Только Тайга сиял: опухоль исчезла, и чувствовал он себя совершенно нормально. Суровый, не склонный к сантиментам мужик даже подошел к Мончегорову и крепко пожал руку.

– О жизни здесь рассказывал, о вере. Мне это интересно.

– Да, я слыхал, как ты с ним по этой теме складно причесывал. – Карим усмехнулся, но тут же погасил улыбку. – А про то, куда идем, спрашивал?

Мончегоров вдруг почувствовал, что от него повеяло запахом смерти. Смерти для всей старообрядческой общины.

– Да нет, с чего бы? Мы его вообще не интересуем.

– Да? Ну, ладно… А что ты на меня так смотришь? – взгляд Карима заледенел.

Иван Степанович замер. Он действительно пристально разглядывал «представителя правительства», отыскивая в нем черты или признаки убийцы. Неужели он прочел его мысли? Как Ефросинья…

– А смотрю я так, уважаемый Карим, потому что удивляюсь вашим манерам, – с иронией сказал он. – В Москве они были более изысканными…

– А-а-а. – Лед растаял. – Извините, Иван Степанович, действительно… Тайга огрубляет. Но этого больше не повторится!

– Не страшно, я не кисейная барышня…

Мончегоров сам не мог объяснить, почему скрыл истинное содержание беседы и не рассказал про удивительный дар Ефросиньи. Просто интуиция подсказала, что так будет лучше.

Через полчаса вездеход покинул скит старообрядцев. В часовне дети пели псалмы, несколько мужчин трудились на пилораме, кто-то возился на огороде, кто-то ушел в тайгу охотиться или собирать грибы. Все свободные от работы вышли к воротам и смотрели вслед диковинной машине, уносящей чужаков навсегда из их жизни. Впереди, тяжело опираясь на грубый посох, стоял Силантий Бельский. Он знал, что этот визит навсегда останется в неизобилующей событиями памяти общины, рассказывать о нем будут и через десять, и через двадцать лет.

Бронированная машина скрылась в тайге.

Глава 6

ОПЕРАЦИЯ «ГВОЗДЬ ДЛЯ КЕПКИ»

Катар. Доха

– Он не дошел до конечного пункта. И не прислал никаких сообщений…

Тонировка несколько ослабляла ослепительное сияние солнца и отражала его безжалостный жар. По ту сторону толстого стекла температура пересушенного воздуха подходила к пятидесяти, а в просторном зале заседаний на четырнадцатом этаже кондиционеры поддерживали двадцать шесть и приятную влажность.

– Наши люди передали, что в месте перехода границы была перестрелка, нарушитель убит. Но кто это, можно только предполагать…

Зал вмещал до ста человек, но сейчас здесь находились только пятеро. Четверо в национальной одежде – белоснежных, без единой замятости джалабиях [47] , которые богатые арабы меняют по несколько раз в день, на головах платки-гутры, перехваченные толстыми черными шнурами – игалями. Три гутры белого цвета, одна в мелкую розовую клеточку – значит, ее носитель из Саудовской Аравии. Пятый, в тончайшем европейском костюме белого цвета, стоял у окна, смотрел на раскинувшийся внизу город, любовался спиральным минаретом и монотонно продолжал сообщать то, ради чего они и собрались в «Доха-Плазе».

– Таким образом, мы ничего не знаем о судьбе нашего друга, а что еще более важно, не знаем – отработал ли он точку «А». Не знаем, ввел ли он координаты в «волшебную палочку», не знаем, где она находится.

Четыре человека сидели в глубоких кожаных креслах, закинув ногу на ногу, так что были видны дорогие, по тысяче долларов сандалии, украшенные кристаллами Сваровски. Они смотрели в спину белому пиджаку и внимательно слушали его глуховатый, чуть надтреснутый голос.

– Зато мы знаем, что миссия в точке «В» провалилась… Наши друзья погибли, как герои, и мы скорбим вместе с их родными и близкими…

В зеркальном стекле отражалось лицо говорившего: узкое, с запавшими щеками, круглыми пронзительными глазами, узкими усиками и бескровными губами. На нем не была заметна скорбь, как, впрочем, и другие чувства. Хотя голос искусно моделировал те эмоции, которые, судя по произносимым словам, в данный момент испытывал говорящий.

– Мы знаем, что работа по точке «С» хотя и начата не совсем успешно, но продолжается в нужном направлении и, можно надеяться, достигнет цели…

Четыре человека в креслах переглянулись. Это были странные люди. У каждого из них было множество паспортов и имен, они часто меняли места жительства и никогда не появлялись дважды в одном месте. Они говорили обиняками, не называя имен, конкретных мест и времени. Даже здесь, в небоскребе, принадлежащем Организации, они соблюдали полную конспирацию, как будто разговаривали в толчее вокзала Сен-Лазар в Париже.

– Стопроцентный результат могла дать инициация всех трех точек. Успешная работа в точках «А» и «С» тоже с большой степенью вероятности позволит добиться цели, которую мы поставили перед собой, – продолжал «европеец», в котором кроме костюма не было ничего европейского.

Он повернулся и подошел к слушателям. Этого человека амир Дагестана Абу Хаджи да и многие другие амиры в разных частях света знали под псевдонимом «Первый». Хотя четверо остальных называли его Координатором. Конечно, когда были уверены, что их никто не слышит. А такой уверенности не было практически никогда. Поэтому, как правило, они обходились номерами.

– Вместе с тем провал хотя бы в одной из оставшихся двух точек ставит под сомнение первоначально запланированный результат!

– Положение надо исправлять, – сказал «Второй».

– И начинать следует с того места, куда шел наш друг, – продолжил «Третий».

– Причем заниматься этим делом должен тот из наших соратников, который не уступает по своим личностным качествам пропавшему другу, – завершил «Четвертый».

– Давайте определим такого человека, – кивнул «Пятый».

Координатор порылся в письменном столе и раздал каждому плотный квадратик мелованной бумаги и авторучку. Участники совещания написали на каждом одно слово. Координатор собрал листки и быстро просмотрел.

На всех было написано одно и то же: «Ханжар» [48] , «Ханжар», «Ханжар», «Ханжар», «Ханжар»…

– Мы все пришли к одному мнению, – сказал Координатор и сжег кусочки бумаги в пепельнице.

Москва

Руководителей региональных управлений, не говоря уж о более мелких подразделениях, даже столь значимых, как оперативный отдел Управления «Т» в Кавказском регионе, приглашают на заседания Совета безопасности Российской Федерации не часто. Точнее, редко. Очень редко. А еще точнее – никогда не приглашают. Нечего им там делать: это не планерка при начальнике УФСБ – это государственный уровень, и выступать здесь должны не исполнители, пусть даже высокопоставленные, а первые лица ведомства, например, по линии государственной безопасности докладывать должен не кто-нибудь, а сам Директор ФСБ.